РОССИЯ В ПОИСКАХ ОБЩЕСТВЕННОЙ СВЯЗНОСТИ
Ефим Островский
ОСНОВАТЕЛЬ и руководитель корпорации "ГОСТ" Ефим ОСТРОВСКИЙ - фигура легендарная. В конце восьмидесятых годов он одним из первых в СССР стал создавать рынок политтехнологий. За его плечами десятки выигранных избирательных кампаний. Он работал с такими неоднозначными людьми, как Тулеев, Горбачев, Мавроди... В 1996 году Островский помог Петру Пимашкову стать мэром Красноярска. А в 1998 году спрогнозировал поражение Зубова и отказался от участия в его кампании. Но весной этого года он публично заявил о расставании с этим рынком. Для человека, входящего в десятку самых высокооплачиваемых на планете специалистов по управлению политическими кризисами и избирательными кампаниями, это заявление прозвучало сенсационно. Недавно Ефим Викторович побывал в Красноярске на очередном PR-форуме. Обозревателя "АиФ на Енисее" заслуженный политтехнолог России принял в номере гостиницы "Яхонт".
Нищета пиара
- ПОЧЕМУ вы решили уйти из области политического PR?
- Да, я оставил рынок управления избирательными кампаниями, которому отдал более 12 лет. Сейчас я наслаждаюсь, глядя со стороны на эту предвыборную суету. А причины... Если 10 лет назад еще были ожидания, что именно в пространстве политических технологий начнет капитализироваться интеллектуальный капитал, то сейчас таких иллюзий больше нет. Этот рынок заполонили люди поверхностные, жадные и не очень рефлексивные. Есть, конечно, на этом рынке и очень достойные люди, но не они играют первую скрипку. Политический PR погрузился в трясину низкокачественной массовки. Снижение интеллектуальной планки способствовало тому, что из политических технологий ушло содержание.
- Вам стало неинтересно?
- У слова "интерес" есть разные смыслы. "Распилить" очередной предвыборный бюджет кому-то, может быть, и интересно, но мне такой интерес был чужд всегда. А в плане интеллектуальном эта сфера интереса уже не представляет. Рынок окончательно съеден "жмейкерами". Так я называю людей, которые подменили создание интеллектуальных концептов производством и продажей избирательных товаров - плакатов, маек и роликов.
- Этот грустный финал был предопределен?
- С одной стороны, заказчик оказался не готов оценить качество интеллектуальных продуктов. Думаю, это связано с материалистической обработкой, которой в советскую эпоху подверглась вся страна. С другой стороны, сказалось отсутствие воли у участников рынка. Они не смогли внедрить и навязать этому рынку свои правила игры. Политтехнологический рынок вырастил плеяду серьезных концептуалистов, но большинство политтехнологов потеряли свое высокое предназначение, став пустыми и безобразными.
- Похоже, пустота уже очевидна не только профессионалам, но и электорату. Нынешняя избирательная кампания не радует откровениями.
- Я не очень внимательно слежу за этими выборами и не хотел бы их оценивать. Единственно, могу предположить, что следующая Дума будет очень фрагментирована. Стратегии всех основных игроков полностью обнулились уже к началу кампании - и будет она достаточно отвратительной. Такой же, как слово "пиар".
- А чем оно вам не нравится?
- Перетаскивая в наш язык непереведенные слова, мы нарушаем грибницу языка. Когда количество слов-интервентов превышает разумные пределы, язык начинает распадаться и нарушается смысловая связность. Мы подразумеваем под "пиаром" набор зачастую бессвязных информационных поводов, дурно пахнущих перформансов, какого-то бесконечного КВН. Но как только мы начинаем говорить об "общественных связях", то сразу понимаем разницу между полезными и вредными технологиями. Мы сразу видим, какие технологии нарушают общественную связность, а какие ее развивают.
Наш гуманитарный шанс
- ВЫ РЕШИЛИ пойти в область гуманитарных технологий. Поясните, пожалуйста, что это за "зверь"?
- Популярно объяснить это довольно трудно, но попробую. Любому внимательному наблюдателю очевидно, что элита и масса сегодня обмениваются между собой совершенно бессвязными посланиями. Речь и тех и других полна противоречий. Эта проблема проистекает отнюдь не из злого умысла. Связность мысли и концептов, присутствующих в общественном сознании, во многом зависит от связности языка. Она существует благодаря ультраструктурам, которые состоят из знаков, слов или образов. Русская связность была атакована во времена холодной войны и в результате нарушена. Вместе с крахом коммунистической системы в России потеряли один тип связности, а нового не возникло. Моя сегодняшняя деятельность и связана с созданием этой новой связности.
- Глобальную вы себе задачу поставили. Справитесь?
- Когда в конце восьмидесятых годов я с моими единомышленниками начинал создавать политтехнологический рынок, то очень уважаемые мною люди долго мне объясняли, почему это невозможно сделать. Причем эти люди прекрасно предвидели ближайшее будущее, развал Советского Союза, а вот в рынок политтехнологий не верили. Они ошиблись. Сейчас я пробую сложить тот круг людей, которые могли бы творить связность на уровне системы.
- У России еще есть шанс "догнать и перегнать" Запад?
- Россия гораздо в большей степени, чем другие страны, способна сегодня воспользоваться шансом на культурную трансформацию. Есть хороший исторический пример - рывок Германии и Японии в пятидесятые-шестидесятые годы. Их экономическое чудо объяснялось просто. Война разрушила их экономику. Новые и актуальные технологии пришли на пустое место. Не было сопротивления и инерции прошлого. Там мертвые хоронили своих мертвецов... Недавно мы с главным редактором журнала "Эксперт" Валерием Фадеевым обсуждали, где в России есть сферы, в которых может произойти рост мирового масштаба. Вчера это был сырьевой сектор и отрасли первого передела. Сегодня растут средние компании, производящие продукты потребления. Завтра это будут как раз гуманитарные технологии, связанные с производством знаковых управляющих систем - ультраструктур. В силу особенностей России такие технологии будут расти у нас гораздо быстрее, чем в остальном мире. Стабильные структуры трудно менять. А мы сейчас находимся в очень динамическом состоянии и это нам еще поможет. У нас кризис, но это не всегда плохо. Он заставляет искать новые возможности.
Дефицит "длинной воли"
- ОЧЕНЬ многие политики сегодня говорят о необходимости консолидации общества, однако без особого толка.
- Одна из самых больших бед страны связана с тем, что в сознании как масс, так и элиты отсутствует такая ценность, как "длинная воля". Почему-то многим кажется, что если кто-то где-то собрался, то завтра должен быть какой-то результат. Да не бывает так! Изменения накапливаются постепенно. И здесь каждый должен совершить свой выбор: или постоянно помогать этому процессу, высвечивая пусть маленькие, еле заметные сдвижки к лучшему, или по-мазохистски смаковать чернуху. Подрывать любой шанс на позитивное изменение - значит насаждать в общественном сознании комплекс неполноценности. Это то же самое, что постоянно говорить опасно больному человеку: "Не расстраивайся. Ты скоро умрешь. Зачем ты пытаешься исцелиться? Иди помирай и не дергайся!" Я уже много лет обращаюсь к представителям элиты, ответственным за массовые коммуникации: "Либо мы начинаем наших соотечественников вдохновлять, подсвечивая даже намек на перспективу, либо скоро обнаружим, что живем в пустыне". Нужно как можно меньше говорить о том, что в людях есть плохого. Плохое и без нас дорогу найдет.
- Нынешняя российская элита эти призывы способна услышать?
- Сегодняшняя элита еще в процессе формирования. Новая волна предпринимателей только сегодня вышла на уровень самостоятельной жизни. Она уже капитализировалась настолько, что может мыслить не только в масштабе года или даже 10 лет, а в масштабе рода, наследников, в масштабе вертикальной семьи, уходящей в вечность. Такая способность возникает не у всех и не сразу. Для этого нужно капитализироваться, создать традицию, брэнд. Сейчас "ГОСТ" работает именно в этом горизонте. Мы консультируем по инвестициям и инновациям в родовые дела. Родовые в том смысле, в котором мы говорим о роде как семье, династии - о "роде деятельности". Их масштаб и стратегия лежат за пределами сроков жизни одного человека.
- Вы говорите о людях из поколения Хлопонина?
- Конечно, он человек более современный, чем многие его коллеги по губернаторскому цеху. Правда, современность - это не всегда достоинство. Впрочем, я не хочу говорить о красноярском губернаторе. Я не за тем ушел с политтехнологического рынка, чтобы сегодня оценивать Хлопонина. Если бы я был политтехнологом, то стал бы или хвалить его, чтобы получить выгодный контракт, или ругать, чтобы напугать и тоже получить хорошее предложение. Однако для меня сегодня речь идет не о персоналиях и не об истории в масштабе года.
Червонец и фонтаны
- ВЫ ДОСТАТОЧНО часто приезжаете в Красноярск. Наш город может стать колыбелью "новой связности"?
- Я очень люблю Красноярск. У меня здесь много друзей и немало единомышленников, которые работают в направлении, близком моим поискам. Поэтому, может быть, общественная связность у вас появится раньше, чем у других. Сам город развивается динамично, и это трудно не заметить. Семь лет назад, когда я впервые побывал в Красноярске, это был совсем другой город. Не было исторических ворот, фонтанов...
- И вы - о фонтанах...
- Возможно, красноярцам история со 140 фонтанами уже набила оскомину. Однако все не так скучно. "Фонтанизация" Красноярска - это очень интересный способ преодолевать ужасное архитектурное наследие советской эпохи. У вашего города возникает нечто, о чем можно говорить. По большому счету, что может вспомнить о Красноярске житель, например, Москвы или Смоленска? Ничего, кроме изображения часовни на червонце. А сейчас есть факт, который цепляет внимание. Думаю, сейчас в России как о Красноярском, так и о Краснодарском крае знают одинаково мало, но благодаря фонтанам о вашем регионе узнают гораздо раньше.
Беседовал Александр ЧЕРНЯВСКИЙ